Руководителю Пензенского академического хора Владимиру Каширскому исполняется 80 лет. Но, несмотря на солидный возраст, жизнь у него бьет ключом: выступления, репетиции. И только уменьшение концертов из-за пандемии ограничивает маститого дирижера в его деятельности. Но душа требует свое. И, даже отвечая на вопросы корреспондента «АиФ-Пенза», он постоянно иллюстрирует свои мысли строчками из песен.
Каширский Владимир Викторович. Заслуженный деятель искусств РФ, художественный руководитель — главный дирижер Губернаторской симфонической капеллы ГАУК «Пензенская областная филармония». Закончил несколько престижных музыкальных учебных заведений страны. Работал художественным руководителем клубов «Тяжпромарматура», «Пензтекстильмаш», «Маяк». В 1984 году организовал и возглавил Пензенский Академический хор, коллектив отмечен многочисленными наградами регионального, всероссийского и международного уровня. Хор по праву считается визитной карточкой Сурского края.
Когда поет милиция?
Ирина Акишина, «АиФ-Пенза»: Владимир Викторович, вы родились в первый год Великой Отечественной, росли в тяжелые послевоенные годы. Разве до музыки было тогда, когда нередко и еды не хватало?
Владимир Каширский: Музыка в те годы давала возможность выжить. Люди шли бить врага под «Священную войну», а песни «В землянке», «Синий платочек» помогали выстоять в борьбе с фашизмом, дарили надежду на мирную жизнь. Мы стараемся пропагандировать такие произведения. Это то, что называется духовными скрепами. Человек, который их имеет, не пойдет стрелять в своих одноклассников, у него есть нравственный иммунитет.
У моих родителей не было музыкального образования, но они любили музыку. Мои дядя и тетя прекрасно пели, мама играла на гитаре. Я рос на улице Рабочий порядок. Там стояли деревянные двухэтажные дома, в них жили железнодорожники. Каждый вечер они собирались с баяном, с саксофоном, с барабаном, голосили, а я, маленький мальчишка, им подпевал. С 5 лет стал заниматься во дворце культуры им. Дзержинского. Мне повезло, что я встретился с Федором Петровичем Вазерским, который вел там оперу. Он выучил со мной ноты, доверил мне роль в одной из постановок «Русалки». Благодаря моим пензенским учителям я поступил в московскую Гнесинку.
— Тяжелые времена ведь были и в 90-е годы…
— Были. Я никогда не думал о зарплате, для меня всегда главным было заниматься музыкой. У меня нет хобби, например, той же рыбалки. Для меня музыка — главный интерес, я слушаю все подряд, даже азербайджанские мугамы (жанр азербайджанской музыки – Корр.).
-Но кушать-то хочется…
— Хочется, ну я и работал в пяти местах, бегал с аккордеоном наперевес в 90-е. Слава богу, Александр Калашников (мэр Пензы в те годы – Корр.) выделил помещение для занятия хора. Сначала мы занимались в городской администрации, потом нам передали киноконцертный зал Октябрь, где был организован Центр русской хоровой и вокальной культуры. Ему уже много лет. Там все закрутилось, завертелось, народ пошел, у нас начались гастроли. Когда Калашникову показали видеокассету, как мы поем в Испании перед собором святой Евлании, а перед нами – целая площадь народа, несколько тысяч человек, у него слезы выступили на глазах.
— Вы долгое время руководили хором милиции в Пензе. Не было такого, что у вас был свой блат в правоохранительных органах?
— Такого не было, но ко мне замечательно относились. Организатором этого прекрасного дела были руководители милиции. Я ездил на прослушивания. Помню, один из претендентов немного заикался. Я его агитировал для участия в хоре, говорил, что заикание лечится пением. И организатор из политотдела решил мне помочь, сразу спросил подчиненного: «Ну что, лечиться-то будем?».
Ребята очень старались. Когда в Казани на всероссийском конкурсе мы заняли первое место, они меня на руках качали. А поначалу в нас даже не верили. Мол, ну какой хор может быть из Пензы? Думали, мы кого-то прикупных взяли: за ту же Самару институт культуры выступал.
Наши люди любят искусство, а хоровое пение, как никакое другое, объединяет людей. Это невероятное чувство, когда ты стоишь плечом к плечу, поешь в едином порыве.